Гессе полностью повторяет описание событий в стихотворении Гете -
оба лирических героя восхищаются красотой цветка и, желая
сохранить эту красоту, выкапывают его с корешками и уносят домой.
Oн использует похожие выражения, цветок у него также звучит
уменьшительно, с той лишь разницей, что используется другой
уменьшительный суффикс - (-lein) вместо (-
chen).
Схожи и мотивы Гетевского "Uber allen Gipfeln ist Ruh" - ("Горные
вершины" у Лермонтова) и стихотворения Гессе "Auf Wanderung" ("В
пути"):
"Die Vogelein schweigen in
Walde.
Warte nur, balde
Ruhest du auch."[3].
"Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнешь и ты"[3].
И у Гессе:
"Sei nicht traurig, bald ist es
Nacht,
Da sehn wir über dem bleichen
Land
Den kühlen Mond, wie er heimlich
lacht,
Und ruhen Hand in Hand.
Sei nicht traurig, bald kommt die
Zeit,
Da haben wir Ruh...."[8, C.322].
"Не печалься, скоро наступит ночь, и мы увидим, как холодная луна
тайком смеется над бледной страной, и отдохнем рука об руку. Не
печалься, скоро придет время, и мы обретем
покой….".
При тщательном анализе ранней лирики обоих поэтов можно найти и
совпадения по форме, но вряд ли они будут у Гессе намеренными.
Гете в один из периодов его творчества отличало стремление к
стилистическим упражнениям в поэзии, постоянная смена формы. Гессе
также не чуждался поиска совершенной формы, но все же предпочитал
ей содержание. Лирика зрелого и позднего Гете не всегда казалась
ему совершенной во всех отношениях. Он писал об этом следующее:
"Если языковая выразительность в стихотворениях юного Гете льется
горным потоком, то позднее она парализуется и блекнет в
поучительности, игре словами, в бесконечных стилистических
упражнениях, в потугах виртуоза" [9, C.156].
Гессе отмечал, что во многих стихотворениях Гете все же удавалось
соединить "гения и виртуоза, природу и воспитание, инстинкт и
сознание" и все это становилось образцом "совершенного мастерства,
второй, высшей невинностью и наивностью", таким сочетанием,
которым "гений лишь от природы" не обладает. Такие стихотворения
Гессе считал "самыми прекрасными из написанных на немецком языке".
В них Гете представал совершенством во всех отношениях, а его
поэтическое творчество - более классическим, чем творчество
любого другого немецкого поэта [9,
C.156].
По мнению Гессе, в стихотворениях Гете есть много сиюминутного и
преходящего, но есть и такие стихотворения, которые "старея,
приобретают все большую силу воздействия и мы не можем себе
представить, что они когда-нибудь могут быть забыты" [9, C.158].
То же самое, по праву, можно сказать и о стихотворениях самого
Гессе, приобретающих со временем все большую популярность, как в
Германии, так и за рубежом.
Гессе считал, что даже если бы Гете не оставил после себя Вертера,
Фауста, Ифигению, учение о красках и Вильгельма Мейстера, то мы и
из его стихотворений узнали бы обо всех этапах его развития, его
стремлениях, работах и переменах в его долгой жизни. Потому что
они отражают его целиком и его личность является тем единственным
элементом, который скрепляет воедино все запутанное многообразие
этих стихотворений [9, C.155]. Автобиографичность является еще
одной чертой, которая объединяет Гете и Гессе. Искреннее
самовыражение чувств, беспощадная ирония по отношению к самому
себе, правда жизни, какой бы она ни была, все это свойственно
Гессе не в меньшей мере, чем
Гете.
Как и Гете, написавший автобиографическое сочинение "Из моей
жизни. Поэзия и правда", Гессе пишет свое "Краткое жизнеописание"
(1925) и эссе "Детство волшебника" (1923). Подобно Гете, Гессе
показывает условия и обстоятельства, сформировавшие из него
личность, писателя, поэта и художника.
Гете был одним из создателей национальной немецкой литературы, но
он же выдвинул и идею всемирной литературы. Он писал:
"Национальная литература сейчас мало что значит, на очереди эпоха
всемирной литературы, и каждый должен содействовать скорейшему ее
наступлению" [1, C.454]. Гессе подхватывает эстафету и пишет, в
свою очередь, эссе "Библиотека всемирной литературы" (1929).
Изучение всемирной литературы Гессе считал одним из важнейших
элементов истинного образования, помогающего "почувствовать широту
и полноту человеческих раздумий и порывов", "духовно
соприкоснуться с жизнью и биением сердца человечества" [4, C.149].
Чтение книг должно было, по мнению Гессе, "не развлекать, но,
напротив, заставлять нас думать, не уводить нас от сознания
несовершенства нашей жизни, не утешать нас сладкими речами, но
помогать нам бороться за высокие и благородные идеалы" [4,
C.149].
Но влияние Гете, на наш взгляд, в большей степени отразилось на
прозаических произведениях Гессе. Страдания молодого Вертера
подобны страданиям от безответной любви молодого Петера Каменцинда
("Петер Каменцинд", 1904 г.), а педагогическая провинция из
гетевского "Вильгельма Мейстера" - сказочной Касталии из "Игры в
бисер".
Образ Гете, наряду с Моцартом, является ведущим мотивом "Степного
Волка". Этот роман, по словам Гессе, посвящен не столько
двойственности человеческой природы, сколько бессмертию выдающихся
личностей - гениальных поэтов и музыкантов. И здесь можно найти
nrcnknqnj гетевских представлений о бессмертии и вечной
молодости гениальных натур благодаря преобладанию духа над
физической оболочкой. Как отмечает А. Аникст, сам Гете "был
реальным воплощением бесконечной творческой продуктивности и
постоянного духовного обновления" [1, C.465]. Отдавая должное
великим гениям, Гессе все же подчеркивает бесстрастность духа