"Elisabeth"
      Wie eine weiße Wolke
      Am hohen Himmel steht,
      So licht und schön und ferne
      Bist du, Elisabeth.
      Die wolke geht und wandert,
      Kaum hast du ihrer acht,
      Und doch durch deine Träume
      Geht sie bei dunkler Nacht.
      Geht und erglanzt so selig,
      Daß fortan ohne Rast
      Du nach der weißen Wolke
      Ein süßes Heimweh hast.

      Музыкой наполнена каждая строчка этих стихотворений. И если музыка является движением звуков в пространстве и времени, то, как считает один из исследователей творчества Г. Гессе - Вернер Дюрр, то же самое можно сказать о стихотворении, о лирике. Потому что звучание произнесенного слова сравнимо со звучанием сыгранных или спетых тонов. Хотя самая сокровенная музыка живет, по словам Дюрра, не в тонах и словах, а в чем-то неуловимом, неслышимом, что воспринимается лишь чувствительной душой (с.30).
      Любя музыку, Гессе не довольствовался только мелодикой своих стихотворений. Знание музыкальной композиции он воплощал и в своих прозаических произведениях, таких как "Игра в бисер", "Сиддхартха", "Степной волк". Это произведение Гессе многие литературные критики, да и он сам, называли "сонатой в прозе".
      композиция, но и его неповторимый слог, язык и стилистическое единство, которые имели для писателя огромное значение. Он оттачивал свой язык, пытаясь выразить невыразимое, восклицая в минуты отчаяния: "Будь я музыкантом, я без труда мог бы написать двухголосую мелодию, мелодию, состоящую из двух линий, из двух тональностей и нотных рядов, которые бы друг другу соответствовали, друг друга дополняли, друг с другом боролись, друг друга обусловливали, во всяком случае, в каждый миг, в каждой точке ряда находились бы в теснейшем и живейшем взаимодействии и взаимосвязи" [8, с.187]. Эту двухголосность и "вечно движущуюся антитезу, эту двойную линию" и стремился выразить Гессе с помощью слов, пытаясь снова и снова, стремясь достичь невозможного, недосягаемого. Он хотел бы "найти выражения для двуединства", хотел бы "написать главы и периоды, где постоянно ощущалась бы мелодия и контрмелодия, где многообразию постоянно сопутствовало бы единство, шутке серьезность" [8, с.187]. Единственно в этом состояла для него жизнь - "в таком раскачивании между двумя полюсами, в непрерывном движении туда и сюда между двумя основами мироздания" [8, с.187]. Гессе сознавал, что ему не удастся "пригнуть оба полюса жизни к друг другу, записать на бумаге двухголосность мелодии жизни" и все же, следуя "смутному велению изнутри", он снова и снова отваживался на такие попытки [8, с.189].
      По его словам, "только в чистой лирике возможно порою достичь того блаженного совершенства, того преисполненного жизни и чувства идеала формы, которые составляют, лишь таинство музыки" [3, с.42].
      Забота об "идеале формы" была для Гессе одной из главнейших. Он очень строго относился к редактированию своих произведений и защищал каждую букву, считая, что ее отсутствие если и не нарушит смысла высказывания, то изменит нечто другое. Он писал: "Произнесите фразу вслух - и Вы убедитесь, что совершенно изменится ритм, мелодия. Пропущенная буква преображает фразу, делает ее совсем иной, но не по смыслу, выражаемому ею, а по музыкальности звучания. А музыка, конкретно и совсем особо - музыка прозы, одно из немногочисленных воистину магических, воистину волшебных средств, имеющихся у литературы и поныне" [3, с.153]. Гессе считал, что "крошечные прибавленные или опущенные слоги, поддержанные, когда необходимо, пунктуацией, несут чисто поэтические или, точнее музыкальные функции и значения" [3, с.153].
      Если Гессе заботился так о музыке прозы, то музыка стиха занимала его еще в большей степени. Возможно, поэтому число озвученных стихотворений Гессе необычайно велико. Еще до 1964 года насчитывалось 273 стихотворения, которые положили на музыку около 300 знаменитых и малоизвестных композиторов, а общее число вариаций достигло 813. (6.2.2 с.93).
      Сам Гессе относился к переложению своих стихов на музыку со смешанным чувством. Он считал, что если стихотворение нуждается в этом, значит оно не настолько совершенно, а если оно и без всякой музыки может вызывать у слушателя определенные чувства и ассоциации, то его незачем озвучивать. По мнению Гессе, лишь изредка бывает так, что стихотворение и музыка могут дополнять друг друга столь совершенно, что не затмевают, а лишь подчеркивают достоинства друг друга. (6.2.2. с.96)
      Гессе полагал, что на музыку можно легко переложить только простые стихотворения, с традиционными мотивами. Чем стихи индивидуальнее и оригинальнее, тем больше трудностей представляют они для композиторов. (с.97).
      Иммо Шнайдер, один из исследователей творчества Гессе, считает, что тот отчасти прав в своем утверждении, если рассматривать, что более поздняя лирика поэта перелагалась на музыку в меньшей степени. Для позднего периода творчества Гессе характерно большое количество философских стихотворений, отличающихся большей индивидуальностью, чем ранние, песенные стихотворения. Именно эти стихотворения ложились на музыку как песни и предназначались для исполнения с музыкальным сопровождением.
      По мнению Иммо Шнайдера, философская лирика Гессе, в частности, стихотворения периода "Игры в бисер" не подходят для исполнения одним голосом под аккомпанемент фортепьяно, но зато хорошо звучат в исполнении многоголосого хора - а - капеллы с оркестровым сопровождением (с.106). Иными словами, любые стихотворения Гессе легко ложатся на музыку, но требуют соответствующего музыкального сопровождения, соответствующего голосового исполнения.
      Как отмечает Шнайдер, последнее время появилась тенденция оттенять многие лирические и некоторые прозаические произведения Гессе исполнением восточной музыки, что способствует большему воздействию лирических нюансов. Некоторые отрывки из "Степного волка", по его мнению, могли бы, в свою очередь, вдохновить df`gnb{u композиторов (6.2.2.