самое высокое и чистое " [2, с.42]. Гессе любил перечитывать уже
знакомые прекрасные стихотворения, вновь и вновь наслаждаясь их
целостностью и совершенством. Он писал, что "у некоторых народов,
прежде всего восточноазиатских, наклонность к этому благородному
наслаждению выражена предельно и доходит порой до религии или, в
зависимости от эпохи и места, - до виртуозности" [2, с.42]. Гессе
наслаждался "чарами японской лирики", прежде всего ее стремлением
к внешней простоте и краткости. По мнению Гессе, от японской
on}ghh "невозможно сразу же прейти к чтению современной немецкой
лирики" потому что стихи "кажутся непомерно раздутыми и жеманными"
[2, с.147].
Гессе с сожалением отмечал, что в Европе, особенно в
Германии наклонность к перечитыванию поэзии "при нынешней мешанине
всех духовных культур (...) претерпела сильный ущерб" [2, с.42].
Гессе боялся, что замечательные сокровища давней немецкой поэзии
сгинут и окажутся "чуждыми" современному поколению. Он не верил в
ценность немецкой литературы своегo времени и считал, что она
"дело непрочное, безнадежное, посев на скудной, неухоженной
почве", что она "вряд ли способна дать что-то зрелое, полноценное,
долговечное" [7, с.139]. И попытки современных ему немецких
писателей, да и свои собственные, создать "настоящие полотна,
подлинные произведения" всегда казались ему несостоятельными [7,
с.139]. При этом он отмечал ценность проблематичной поэзии,
которая "исповедально, с максимальной откровенностью говорит о
своих собственнх бедах и бедах своего времени" [7, с.139]. Гессе
писал: "Я знаю, что ценность того, что пишем мы, нынешние, не в
том, что из этого может сегодня и надолго возникнуть какая-то
форма, какой-то стиль, какая-то классика. А в том, что в наших
бедах у нас нет другого прибежища, кроме предельной откровенности"
[7, c.139]. И именно между этим требованием откровенности и
требованием прекрасной формы, по мнению Гессе, "отчаянно
шарахается туда и сюда" вся поэзия его поколения: "Ведь даже если
мы готовы к последней искренности до полной самоотдачи - где найти
нам для нее форму? Наш книжный язык, наш школьный язык ее не дает,
наш почерк отчеканен давно" [7,
с.139].
Сам Гессе в стихах, да и в прозаических произведениях, был
предельно откровенен. Он писал о своей поэзии: "Моя поэзия,
исповедь стареющего поэта, (...) попытка представить
непредставимое и напомнить о невыразимом в слове" [3, с.200].
Общий смысл всех своих поэтических работ он видел в защите
личности, индивида, иной раз его стихи казались ему "воплем о
помощи", потому что всякий человек "в своей отдельности и
уникальности, с его наследством и его возможностями - вещь
хрупкая, ломкая..." [3, с.200].
Еще более хрупок и ломок сам поэт. О чувствах поэта, о его
предназначении Гессе пишет в сказке "Поэт": "Он почувствовал, что
ни на одном празднике на свете, даже самом веселом, ему никогда не
будет хорошо и легко на сердце, что в гуще жизни он останется
одиночкой и в большей мере - зрителем и чужаком, он почувствовал,
что среди многих душ только его душа устроена так, что не может не
ощущать вместе и красоту земли, и тайную тягу прочь, свойственную
чужаку" [1, с.437-438].
Эти строки можно и отнести и к самому Гессе, которого
называли "монтаньольским отшельником". Он также был чужим на
"празднике жизни", но не равнодушным созерцателем, а человеком,
которого заботит будущность человечества, его духовность. В его
поэтических строках молодые поэты находили "что-то похожее на
опыт и работу ума, на учение и стариковскую мудрость". Они
находили в них "мудрые мысли", которые Гессе, по его словам,
иногда "брал в кавычки, подвергал сомнению, даже опрокидывал и
отменял, но в целом (...) всю свою жизнь больше утверждал, чем
отрицал, больше соглашался или помалкивал, чем боролся и
достаточно часто оказывал почтение традициям духа, веры, языка и
обычая" [5, с.301].
Гессе считал себя поэтом, и в людской памяти он хотел
остаться также поэтом. В одном из писем к своему издателю, Самуэлю
Thxeps, он пишет: "...мне хотелось бы, в случае, если я сам не
займусь этим, чтобы в память обо мне не предпринимались собрания
сочинений и прочие необязательные вещи, но чтобы вместо них была
издана небольшая, красивая и недорогая подборка моих
стихотворений" [5, с.122].
И его стихотворения издаются и переводятся на другие языки
мира, потому что Гессе продолжает оставаться хранителем и
продолжателем лучших традиций неоромантизма, а такие его
требования к истинной поэзии, как отточенность формы и языка,
вдумчивый выбор слов и предельная искренность не теряют своей
актуальности и в наши дни.
Источники и литература:
1. Гессе Герман. Избранное. Сборник. Пер.с нем. /
сост.Н.Павлова. - М.: Радуга, 1991 г. -539
с.
2. Гессе Герман. Магия книги. М.: Книга, 1990 г. - 236
с.
3. Гессе Герман. Начало всякого искусства есть любовь.
[Подборка высказываний о литературе] -
1978. № 9, с.194-226
4. Гессе Герман. Петер Каменцинд // Нева. - 1995 г., № 10-11,
с.98-139, с.92-128
5. Гессе Герман. Письма по кругу. М.: Прогресс, 1987 г. - 400
с.
6. Гессе Герман. Письма к друзьям. // Литературная учеба. - 1990
г. Кн.3, с.177-189
7. Гессе Герман. Путешествие в Нюрнберг. // Знамя. - 1994. № 5,
с.123-151
8. Гессе Герман . Собрание сочинений в 4-х томах. Том 3.
Пер.с нем. - СПб.: Северо-Запад,
1994 г. - 510 с.
9. Hesse Hermann. Gesammelte Werke. Erster Band. Stufen. Die
spaten Gedichte. Fruhe Prosa. Peter Kamenzind. Suhrkamp, Frankfurt
am Main, 1987. - 504 S.