Здесь каждый титул, каждый корешок
       Сулил победу над духовной жаждой.
       Ведь каждый к знаньям отворял мне дверь
       И обещал плоды такие каждый,
       Каких и мастер редко достигает,
       А ученик достичь и не мечтает.
       Здесь, в этом зале, был нетленный, вечный
       Смысл всех наук и песен заключен,
       Творений духа свод и лексикон,
       Настой густейший мудрости конечной,
       Здесь, в переплетах, предо мной лежали
       Ключи ко всем вопросам вековым,
       К загадкам, тайнам, чудесам любым,
       И все ключи тому принадлежали,
       Кто призван был увидеть их теперь.
       И положил я на пюпитр для чтенья
       Одну из книг, дрожа от нетерпенья,
       И без труда священных знаков строй
       Вдруг разобрал. Так с незнакомым делом
       Во сне шутя справляешься порой.
       И вот уже летел я к тем пределам,
       К тем сферам звездным, где в единый круг
       Сходилось все, что виделось, мечталось,
       Мерещилось в пророчествах наук
       Тысячелетьям. И сойдясь, сцеплялось,
       Чтоб вновь затем другими откровеньями
       Весь этот круг открывшийся пророс,
       Чтоб вновь и вновь за старыми решеньями
       Неразрешенный ввысь взлетал вопрос.
       И вот, листая этот том почтенный,
       Путь человечества прошел я вмиг
       И в смысл его теорий сокровенный
       Старейших и новейших враз проник.
       Я видел: иероглифы сплетались,
       Сходились, расходились, разбегались,
       Крутились в хороводе и в кадрили,
       Все новые и новые творили
       Фигуры, сочетанья и значенья
       По ходу своего коловращенья.

       Но наконец глаза мои устали,
       И, оторвав их от слепящих строк,
       Увидел я, что я не одинок:
       Старик какой-то рьяно в этом зале
       Трудился, архиварий, может быть,
       У полок он усердно делал что-то,
       И захотелось мне определить,
       В чем состояла странная работа
       Его увядших рук. За томом том,
       Увидел я, он извлекал, потом
       По корешку знакомился с названьем,
       Затем к губам своим бескровным ловко
       Том подносил и, старческим дыханьем
       Отогревая буквы заголовка --
       А заголовки окрыляли ум! --
       Стирал названье и писал другое,
       Совсем другое собственной рукою,
       Потом опять брал книгу наобум,
       Стирал названье и писал другое!

       Я долго на него в недоуменье
       Глядел и снова принялся за чтенье
       Волшебной книги той, где встала было
       Чреда картин чудесных предо мною,
       Но мне теперь ее увидеть снова
       Не удавалось. Меркло, уходило
       Все то, что так осмысленно и славно
       Мне поднимало дух еще недавно.
       Все это вдруг какой-то пеленою
       Подернулось, оставив предо мною
       Лишь тусклый блеск пергамента пустого,
       И чья-то на плечо мое рука
       Легла, и я, увидев старика
       С собою рядом, встал. Он книгу взял
       Мою, смеясь. Озноб меня пробрал.
       Он пальцами, как губкою, потом
       Провел по ней. Макнул перо в чернила,
       И без помарок новыми названьями,
       Вопросами, графами, обещаньями
       Оно пустую кожу испещрило.
       И старец скрылся с книгой и пером.

       СЛУЖЕНИЕ

       Благочестивые вожди сначала
       У смертных были. Меру, чин и лад
       Они блюли, когда, творя обряд,
       Благословляли поле и орала.

       Кто смертей, жаждет справедливой власти
       Надлунных и надсолнечных владык,
       Они не знают смерти, зла, несчастий,
       Всегда спокоен их незримый лик.

       Полубогов священная плеяда
       Давно исчезла. Смертные одни
       Влачат свои бессмысленные дни,
       Нет меры в горе, а в веселье лада.

       Но никогда о жизни полноценной
       Мечта не умирала. Среди тьмы
       В иносказаньях, знаках, песнях мы
       Обязаны беречь порыв священный.

       Ведь темнота, быть может, сгинет вдруг,
       И мы до часа доживем такого,
       Когда, как бог, дары из наших рук,
       Взойдя над миром, солнце примет снова.

       МЫЛЬНЫЕ ПУЗЫРИ

       На склоне жизни облекая в слово
       Дум и занятий многолетних мед,
       Из понятого и пережитого
       Старик свой труд итоговый плетет

       С мечтой о славе свой затеяв труд,
       Намаявшись в архивах и читальнях,
       Юнец-студент спешит вложить в дебют
       Все глубину прозрений гениальных.

       Пуская из тростинки пузыри
       И видя, как взлетающая пена
       Вдруг расцветает пламенем зари,
       Малыш на них глядит самозабвенно.

       Старик, студент, малыш -- любой творит
       Из пены майи дивные виденья,
       По существу лишенные значенья,
       Но через них нам вечный свет открыт,
       А он, открывшись, радостней горит.

       ПОСЛЕ ЧТЕНИЯ "SUMMA CONTRA GENTILES"
       ("Сумма против язычников" (лат.))

       Когда-то, мнится, жизнь была полнее,
       Мир слаженнее, головы -- яснее,
       Еще наука с мудростью дружила,
       И веселее жить на свете было
       Всем тем, кем восхищаемся, читая
       Платона и писателей Китая.
       Когда, бывало, в "Суммы" Аквината,
       Как в дивный храм, где мерой все заклято,
       Входили мы, нас ослеплял лучистый
       Блеск истины, высокой, зрелой, чистой:
       Там дух природой косной правил строго,
       Там человек шел к богу волей бога,
       Там в красоте закона и порядка
       Все закруглялось, все сходилось гладко.
       А мы-то, племя позднее, мы ныне
       Обречены всю жизнь блуждать в пустыне.
       Тоска, борьба, ирония, сомненья --
       Проклятье нынешнего поколенья.
       Но наши внуки, наших внуков дети
       И нас еще в другом увидят свете,
       И мы еще за мудрецов блаженных
       У них сойдем, когда от нас, от бренных,
       От наших бед, от суеты несчастной
       Останется один лишь миф прекрасный.
       И тот из нас, кто менее других
       В себе уверен, кто всегда готов
       К сомненьям горьким, в сонм полубогов
       Когда-нибудь войдет у молодых.
       И робким, неуверенным, смятенным
       Завидовать, быть может, как блаженным
       Потомки наши станут, полагая,
       Что в наше время жизнь была другая,
       Счастливая, без мук, без маеты.

       Ведь вечный дух, что духу всех времен
       Как брат родной, живет и в нас, и он
       Переживет наш век -- не я, не ты.

       СТУПЕНИ

       Цветок сникает, юность быстротечна,
       И на веку людском ступень любая,
       Любая мудрость временна, конечна,
       Любому благу срок отмерен точно.
       Так пусть же, зову жизни отвечая,
       Душа легко и весело простится
       С тем, с чем связать себя посмела прочно,
       Пускай не сохнет в косности монашьей!
       В любом начале волшебство таится,
       Оно нам в помощь, в нем защита наша.

       Пристанищ не искать, не приживаться,
       Ступенька за ступенькой, без печали,
       Шагать вперед, идти от дали к дали,
       Все шире быть, все выше подниматься!
       Засасывает круг привычек милых,
       Уют покоя полон искушенья.
       Но только тот, кто с места сняться в силах,
       Спасет свой дух живой от разложенья.

       И даже возле входа гробового
       Жизнь вновь, глядишь, нам кликнет клич призывный,
       И путь опять начнется непрерывный...
       Простись же, сердце, и окрепни снова.

       ИГРА В БИСЕР

       И музыке вселенной внемля стройной,
       И мастерам времен благословенных,
       На праздник мы зовем, на пир достойный
       Титанов мысли вдохновенных.

       Волшебных рук мы отдаемся тайне,
       Где все, что в жизни существует врозь,
       Все, что бушует и бурлит бескрайне,
       В простые символы слилось.
       Они звенят, как звезды, чистым звоном,
       И смысл высокий жизни в них сокрыт,
       И путь один их слугам посвященным --
       Путь к средоточью всех орбит.

--------