основатель палестинского монашества, перенесший в палестинские пустыни обыкновения
египетских анахоретов.
Иларион был учеником Антония84.
82
«И увидел бог все, что он создал, и вот, хорошо
весьма» – слова ветхозаветной Книги Бытия, 1, 31.
83
И вот были духовные учители, говорившие: бог,
который сотворил мир и в нем Адама и Древо Познания, – не единый, не всевышний бог...
– Это учение было введено еретическим
епископом Синопы Маркионом (середина II в.) и принято рядом гностических сект.
84
Святые Павел и Антоний – первые
пустынножители, основатели монашества, жившие в пустынях Египта (III – IV вв. н. э.).
Упоминавшийся ранее Иларион81 был учеником
Антония.
85
...как это изображено на одной фреске
пизанского Кампо – Санто.
– Пострадавшая во время второй мировой войны
фреска XIV в. на стене Кампо – Санто (кладбища) в Пизе изображает наряду со сценами мирской
суеты и триумфа смерти пустыню, среди которой размышляют и беседуют анахореты; один из них
доит лань, другой в изумлении смотрит на это чудо.
86
«ars moriendi» – искусства умирания, –
выражение из лексикона средневековой назидательной литературы.
87
То был дар слушания.
– Особое служение Иосифа Фамулуса, состоящее
в терпеливом выслушивании исповедующихся, описано в явно автобиографических тонах.
Дело в том, что Гессе во второй половине своей
жизни и особенно к концу ее получал неимоверное количество писем от незнакомых людей – от
юных кандидатов в самоубийцы, от зрелых людей, усомнившихся в смысле своей жизни и
претерпевающих тяжелый душевный кризис, от жертв фашизма, ищущих утешения, и от
вчерашних правоверных фашистов или националистов, нащупывающих путь к иному, более
гуманному миру идей. Все эти корреспонденты обращались к писателю с безотчетным доверием,
как к врачу. Таким образом, мучения и искушения Иосифа Фамулуса, были отлично, знакомы
самому писателю.
88
...Дионом Пугилем...
– Латинское слово pugil означает «кулачный
боец».
89
...подобно тому, кто предал Спасителя.
– Ср. евангельский рассказ о конце Иуды
Искариота: «И бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился» (Матф., 27, 5).
90
...следовать примеру Иуды или же, если угодно,
примеру Распятого...
– Парадоксальное сближение Христа и Иуды
характерно для гностической мысли. Иуда повесился, но и Христос в новозаветных,
литургических и богословских текстах неоднократно именуется «повещенным на древе» – и
притом специально для того, чтобы применить к нему формулу Ветхого завета – «проклят всяк
висящий на древе». Христос принял на себя всю полноту тяготевшего над человечеством
проклятия, а потому его предельная святость оказывается тождественна предельной сакральной
нечистоте.
91
У этого человека, как явствовало из его рассказа,
были друзья среди магов и звездочетов. – Рассказ ученого незнакомца содержит подлинные
понятия и учения позднеантичного гностицизма, а также стилизованные в гностическом духе
моменты доктрины Юнга (см. комм. к стр. 138).
92
...носил имя Равана...
– Имена героев этой новеллы довольнo свободно
выбраны из сокровищницы имен, фигурирующих в наиболее известных индийских сказаниях.
Демон Равана, участвовавший в битве демонов с Рамой, известен по «Рамаяне». Васудева – имя
брахмана, который был министром последнего представителя династии Шунга и в результате
переворота сам основал новую династию Kaнваяна ок. 72 г. до н.э. Нала, соперник Дасы в борьбе
за власть и за женщину, носит то самое имя, которое со времен Жуковского известно русскому
читателю как «Наль». Имя «Правати» заставляет вспомнить обольстительную супругу бога Шивы
Парвати, любострастными мыслями о которой Камадева пытался отвратить Шиву от аскетического
подвига. То же относится и к прочим именам, кроме имени Дасы, по обоему смыслу
соответствующего именам «Кнеxт», «Слуга», «Фамулус».
93
Майя – в индийской религиозной философии
понятие мирозиждительной, космической иллюзии, которая должна быть преодолена усилием
самоуглубления. «Для того, кто достиг состояния истины и действителъности, весь видимый мир
исчезает» («Веданта – сутра – бхашья», II, 1, 14).
94
...а на коленях у нее лежал его сын Равана.
– Образу Правати с мертвым сыном на коленях
Гессе придает явственные черты изученного Юнгом архетипа Великой Матери, которая вновь и
вновь рождает свое Дитя, губит его в своих смертоносных объятиях и застывает в плаче над его
окровавленным телом. Эта всерождающая и всегубящая, беспредельно ласковая и беспредельно
жестокая Мать, лгущая самим своим бытием, – символ все той же «майи».
95
Леса он больше не покидал.
– Эта фраза, замыкающая не только новеллу, но и
всю книгу в целом, намечает, наряду с главным движением рассказа о Кнехте, то есть движением
от касталийской духовности к «миру», встречное, обратное движение и возвращает нас к эпиграфу,
возвещавшему желательность Касталии как оплота «истинной духовности» и бескомпромиссных
поисков смысла жизни.