— Сидим в гордом одиночестве? — спросила она шутливо. А так как Андреас ничего не ответил, она, взглянув на него пристальнее, сразу переменила тон на серьезный и спросила по-женски участливо:
     — Что-нибудь случилось? Может, беда какая?
     — Нет, — тихо ответил Андреас, не заботясь о подборе фраз. — Нет. Просто я понял, что мне не место в этой компании. Я был для них шутом.
     — Ну, наверное, все обстоит не так уж плохо...
     — Нет, именно так. Я был для них шутом, особенно для девушек. А все потому, что я безобидный и принимал их слова за чистую монету. Вы были правы, мне не надо было приходить в кружок.
     — Вы можете выйти из него, и тогда все будет в порядке.
     — Выйти-то, конечно, можно, и чем раньше, тем лучше. Только вряд ли это что-нибудь изменит.
     — Это почему же?
     — Потому что я стал для них посмешищем. И теперь уже ни одна...
     Он едва не всхлипнул. Пойле приветливо повторила:
     — И теперь уже ни одна?..
     Дрожащим голосом Андреас продолжал:
     — И теперь уже ни одна девушка не обратит на меня внимания и не примет меня всерьез.
     — Господин Онгельт, — медленно произнесла Пойле, — как же вы сейчас несправедливы по отношению к самому себе! Неужели вы думаете, что я вас не уважаю и не принимаю всерьез?
     — Ах, да, вы — конечно. Пожалуй, можно поверить, что вы меня еще уважаете. Но это не то.
     — Ну а что же это?
     — Ах, Боже мой, я вовсе не должен был об этом говорить. Но у меня голова кругом идет, когда я подумаю, что всем живется лучше, чем мне, а я ведь тоже человек, не так ли? Но за меня... за меня... никто не хочет выйти замуж!
     Тут наступила более продолжительная пауза. Потом Пойле заговорила вновь:
     — Ну, а вы уже спрашивали какую-нибудь девушку, хочет она или нет?
     — Нет, что вы! Спрашивать не спрашивал. Да и к чему? Я заранее знаю, что меня ни одна не захочет. Тогда, выходит, вы ждете, чтобы девушки пришли к вам и сказали: «Ах, господин Онгельт, простите, пожалуйста, но мне ужасно хочется, чтобы вы на мне женились!» Да, этого вам, конечно, еще долго придется ждать.
     — Конечно, я это знаю, — вздохнул Андреас. — Вы же понимаете, что я имею в виду, фройляйн Пойле. Если бы я был уверен, что какая-нибудь девушка хорошо относится ко мне и смогла бы меня терпеть, то тогда...
     — Тогда вы, наверное, снизошли бы до нее и подмигнули ей или поманили пальцем! Боже праведный, вы — да вы просто...
     С этими словами она убежала, но вовсе не смеясь, а в слезах. Онгельт не мог этого видеть, но заметил что-то странное в ее голосе и в самом бегстве, а потому побежал вслед, и когда догнал ее, оба не нашлись что сказать, но вдруг обнялись и поцеловались. И так маленький Онгельт был обручен.
     Когда он со смущенным, но решительным видом вернулся с невестой в ресторан, все уже собирались уходить в обратный путь и ждали только их двоих. Средь всеобщего гама, удивления, изумления и пожеланий счастья красавица Маргрет подошла к Онгельту и спросила:
     — Ну, а где вы оставили мою сумочку?
     Жених удрученно ответил и поспешил в лес, Пойле тоже побежала с ним. На том самом месте, где он так долго сидел и плакал, в коричневой прошлогодней листве лежала сверкающая сумочка. Невеста сказала:
     — Хорошо, что мы еще раз вернулись сюда. Вон лежит и твой носовой платок. * (с любовью, итал)