одной профессии, его идеал - что-то вроде джентльмена, который одновременно
занимается спортом и учится, вращается в обществе и отдает дань искусству.
Жить этим он навряд ли сможет, со временем я ему это объясню. Но пока он
прилежен и хорошо себя ведет, я не хочу понапрасну его беспокоить. Получив
аттестат зрелости, он намерен сперва пройти военную службу. А там видно
будет.
Художник молчал. Он очистил банан и с наслаждением вдохнул мучнистый
аромат спелого, питательного плода.
- Если ты не против, я бы и кофе здесь выпил - сказал он под конец.
Его слегка усталый голос звучал мягко и дружелюбно казалось, художнику
приятно было отдохнуть здесь и немного расслабиться.
- Я сейчас велю подать. Ты много работал?
Эти слова вырвались у нее почти непроизвольно Она нечего не хотела этим
сказать; ей просто захотелось раз уж выпала такая редкая добрая минута,
оказать ему немного внимания, что далось нелегко, ибо она отвыкла от этого.
- Да, я несколько часов писал, - сухо ответил муж. Ее вопрос был ему
неприятен. У них не было принято говорить о его работе, многие из его новых
картин она вообще не видела.
Она почувствовала, что светлое мгновение ускользает, но не сделана
ничего, чтобы удержать его. А он уже было потянулся к портсигару и собрался
попросить у нее разрешения закурить, но снова опустил руку и потерял всякий
интерес к сигарете.
Однако он неторопливо выпил свой кофе, еще раз спросил о Пьере, вежливо
поблагодарил и остался в комнате еще на несколько минут, разглядывая
небольшую картину, которую он подарил жене несколько лет назад.
- Она хорошо сохранилась, - сказал он, обращаясь скорее к самому себе,
- и все еще выглядит недурно. Вот только желтые цветы здесь ни к чему, они
забирают слишком много света.
Госпожа Верагут промолчала; именно эти необыкновенно тонко и воздушно
выписанные цветы нравились ей на картине больше всего.
Он повернулся к ней и едва заметно улыбнулся.
- До свидания! И не слишком скучай до возвращения мальчиков.
Он вышел и спустился по лестнице. Внизу навстречу ему бросилась и
запрыгала вокруг собака. Он взял ее передние лапы в свою левую руку, правой
приласкал ее и заглянул в преданные глаза. Потом крикнул в кухонное окно,
чтобы ему принесли кусочек сахара, дал его собаке, бросил взгляд на залитый
солнцем газон и медленно побрел к мастерской. Погода была отменная, воздух
великолепен, но ему было некогда, его ждала работа.
Залитая спокойным мягким светом, в высокой мастерской стояла его
картина. На зеленой траве среди редких луговых цветов сидели три фигуры:
поникший, погруженный в безысходные думы мужчина, застывшая в безропотном
ожидании и скорбном разочаровании женщина, весело и беззаботно играющий
среди цветов ребенок, а над всеми ними яркий, льющийся волнами свет, который
торжествующе заполнял пространство и с одинаковой беззаботной
проникновенностью вспыхивал и в чашечке каждого цветка, и в белокурых
волосах мальчика, и в маленьком золотом украшении на шее удрученной горем
женщины.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Художник работал до самого вечера. Затем он тяжело
опустился в кресло и некоторое время сидел, сложив руки на коленях и отупев
от усталости. Совершенно опустошенный и выжатый, с ввалившимися щеками и
слегка воспаленными веками, он выглядел старым и почти лишенным жизненных
сил, как крестьянин или дровосек после тяжелейшей физической работы.
Он бы с удовольствием остался сидеть в кресле, всецело отдавшись во
власть усталости и сна. Но суровая дисциплина и привычка требовали иного, и
через четверть часа он рывком поднялся со своего места. Ни разу больше не
взглянув на свою картину, он направился к озеру, разделся и медленно поплыл
вдоль берега.
Был молочно-бледный вечер, с проходившей невдалеке проселочной дороги
доносились, приглушенные парком, скрипы груженных сеном телег да усталая
перебранка и смех наработавшихся за день батраков и служанок. Зябко
поеживаясь, Верагут вышел на берег, тщательно, досуха вытерся полотенцем,
вернулся в свою комнату и закурил сигару.
Вечером он собирался писать письма, поэтому нерешительно выдвинул ящик
стола, но с досадой задвинул его обратно и звонком вызвал Роберта.
Слуга не замедлил явиться.
- Скажите, когда молодые люди вернулись с прогулки?
- Они еще не вернулись, господин Верагут.
- Как, они еще не возвращались?
- Нет еще, господин Верагут. Только бы господин Альберт не загнал
гнедого, он любит прокатиться с ветерком.
Верагут не ответил. Он-то считал, что Пьер давно вернулся, и хотел
побыть с ним хотя бы полчасика. Известие то их еще нет, раздосадовало и
немного напугало его
Он быстро прошел к большому дому и постучал в дверь жены. Она удивилась
его приходу, он давно уже не появлялся у нее в это время.
- Извини, - сказал он, скрывая волнение, - но где же Пьер?
Госпожа Верагут удивленно посмотрела на мужа.
- Ты же знаешь, мальчики поехали на прогулку. - Почувствовав его
раздражение, она добавила: - Ты ведь не боишься за них?
Он досадливо пожал плечами.
- Нет, конечно. Но я нахожу, что Альберт ведет себя бесцеремонно. Он
говорил о нескольких часах. По крайней мере мог бы позвонить.
- Но ведь еще рано. К ужину они наверняка вернутся.
- Мальчика всякий раз не оказывается дома, когда я хочу побыть с ним!
- Не понимаю, почему ты злишься. То, что Пьера нет дома, - чистая
случайность. И он довольно часто бывает у тебя.
Он закусил губы и молча вышел. Она права, у него нет оснований для
недовольства, нелепо выходить из себя и требовать чего-то немедленно!
Гораздо лучше спокойно и терпеливо ждать, как это делает она!
Он сердито прошел через двор и вышел на проселочную дорогу. Нет, этому
ему никогда не научиться, пусть уж лучше его радость и его злость останутся
с ним! До какой же степени смирила и укротила его эта женщина, каким
сдержанным и старым он стал. Это он-то, который в былые времена умел шумно
веселиться до глубокой ночи и в ярости крушить стулья! В нем снова вспыхнули
злоба и горечь, а вместе с ними и страстное желание увидеть своего мальчика;
развеселить его душу мог только взгляд и голос Пьера.
Широкими шагами он быстро шел по вечерней дороге. Послышался стук
