последствия. Это понятно. Но теперь? Почему я лежу в постели, почему меня вырвало почему так ужасно болит голова?"
       Прошло немало времени, прежде чем в комнату снова зашла мать. Она подняла шторы на окне, и комнату залил мягкий вечерний свет.
       - Как твои дела, милый? Ты хорошо спал?
       Он не ответил. Лежа на боку, он поднял глаза на мать. Она удивленно выдержала его взгляд: он был странно испытующий и серьезный.
       "Хорошо хоть, что нет жара", - с облегчением подумала она.
       - Хочешь чего-нибудь поесть? Пьер едва заметно покачал головой.
       - Принести тебе чего-нибудь?
       - Воды, - тихо проговорил он.
       Она дала ему воды, но он сделал один маленький глоток и снова закрыл глаза.
       Вдруг в комнате госпожи Верагут раздались громкие звуки рояля. Они наплывали широкими волнами.
       - Слышишь? - спросила она.
       Пьер широко раскрыл глаза, лицо его исказилось, точно от боли.
       - Нет! - крикнул он. - Нет! Оставьте меня в покое! Обеими руками он заткнул уши и зарылся головой в подушку.
       Госпожа Верагут со вздохом вышла и попросила Альберта прекратить игру. Затем вернулась и осталась сидеть у кроватки Пьера, пока он опять не задремал.
       Этим вечером в доме царила тишина. Верагута не было, Альберт расстроился и переживал, что ему не разрешают играть. Они рано легли, и мать оставила дверь открытой, чтобы услышать, если ночью Пьеру что-нибудь понадобится.

       ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
       Вернувшись вечером из города, художник осторожно обошел дом, с тревогой всматриваясь и вслушиваясь, не говорит ли освещенное окно, скрипнувшая дверь или чей-либо голос, что его любимец все еще болен и страдает. Но когда он обнаружил, что все вокруг тихо, спокойно и объято сном, страх спал с него, как спадает тяжелая, мокрая одежда. Преисполненный благодарности, он еще долго лежал в постели без сна. Засыпая поздно ночью, он улыбнулся при мысли о том, как мало надо, чтобы приободрить отчаявшееся сердце. Все, что его мучило и угнетало, все это тупое, безотрадное бремя жизни превратилось в ничто, стало легким и незначительным рядом с мучительной тревогой о ребенке, и как только эта недобрая тень отступила, жизнь сразу показалась ему светлее и терпимее.
       Утром он в хорошем настроении необычно рано появился в доме, с радостью узнал, что мальчик еще крепко спит, и позавтракал наедине с женой, так как Альберт еще не вставал. Впервые за многие годы Верагут сидел в этот ранний час за столом у жены, и она с почти недоверчивым удивлением наблюдала, как он дружелюбно и доброжелательно, будто все это в порядке вещей, попросил подать ему чашку кофе и, как в былые времена, разделил с ней завтрак.
       В конце концов и он обратил внимание на ее выжидательное молчание и на необычность момента.
       - Я так рад, - сказал он голосом, который напомнил госпоже Верагут о лучшей поре их жизни, - я так рад, что наш малыш, по-видимому, начинает выздоравливать. Только сейчас я заметил, как сильно тревожился о нем.
       - Да, он мне вчера совсем не нравился, - согласилась она.
       Он играл серебряной кофейной ложечкой и смотрел на нее почти озорно, с легким налетом внезапно возникающего и быстро угасающего мальчишеского веселья, которое она так любила в нем когда-то и нежное сияние которого от него унаследовал один только Пьер.
       - Да, - весело начал он, - это и в самом деле счастье! А теперь я могу наконец поговорить с тобой о своих ближайших планах. Я полагаю, тебе придется поехать зимой вместе с обоими мальчиками в Санкт-Мориц и остаться там на довольно продолжительное время.
       Она обеспокоенно опустила глаза.
       - А ты? Будешь писать в горах?
       - Нет, я с вами не поеду. На какое-то время я предоставлю вас самим себе, а сам уеду. Осенью я хочу уехать, а мастерскую закрыть. Роберт получит отпуск. Тебе одной решать, останешься ли ты на зиму здесь, в Росхальде Я бы не советовал, отправляйся лучше в Женеву или в Париж и не забудь о Санкт-Морице, Пьеру это пойдет на пользу Она растерянно взглянула на него.
       - Ты шутишь? - в голосе ее сквозило недоверие
       Да нет же, - грустно улыбнулся он. - Шутить я совсем разучился. Я говорю серьезно, поверь. Я хочу совершить морское путешествие и вернусь не скоро.
       - Морское путешествие?
       Она напряженно размышляла над его словами. Предложения и намеки мужа, его веселый тон - все было ей непривычно и вызывало недоверие. Но слова "морское путешествие" вдруг подтолкнули ее воображение: она представила себе, как он поднимается на корабль, за ним идет носильщик с чемоданами, вспомнила картинки на плакатах пароходных обществ, свое собственное плавание по Средиземному морю и мгновенно все поняла.
       - Ты едешь с Буркхардтом! - живо воскликнула она. - Да, я еду с Отго, - кивнул он.
       Оба помолчали. Госпожа Верагут была озадачена и начала смутно догадываться о значении этого известия. Вероятно, он хочет бросить ее, вернуть ей свободу? Во всяком случае, это была первая серьезная попытка такого рода, и в глубине души она испугалась, что не испытывает при этом волнения, тревоги и надежды, не говоря уже о радости. Он еще может начать жизнь сначала, а вот с ней все обстояло по-иному. Да, с Альбертом ей будет легче, и Пьера она сумеет привлечь на свою сторону, но она станет покинутой женой и останется ею навсегда. Сотни раз она представляла себе такой исход, и он выглядел как освобождение, как избавление; но сегодня, когда мечта могла стать явью, это вызвало в ней столь сильное чувство тревоги, стыда и вины, что она пала духом и уже ничего больше не хотела. Лучше бы это случилось раньше, думала она, в пору раздоров и бурных сцен, до того, как она научилась смиренно сносить невзгоды. Теперь же было слишком поздно и бесполезно, это была всего лишь черта под прожитой жизнью, итог и горькое подтверждение того, что утаивалось или признавалось только наполовину, во всем этом не теплилось даже слабой надежды на новую жизнь.
       Верагут все понял, внимательно глядя в напряженное лицо жены. Ему стало жаль ее.
       - Надо попробовать, - примирительно сказал он. - Поживите спокойно вместе, ты и Альберт... да и Пьер, ну, скажем, хотя бы год. Я подумал, что