Когда я подходил к мраморной мастерской, то, к своему удивлению и неудовольствию, увидел, что на дороге и во дворе группками стояли некоторые жители деревни, тихо переговариваясь и словно чего-то ожидая, как на публичных торгах.
     Но я не хотел никого спрашивать, в чем дело, и, пройдя мимо всех этих людей, направился ко входу в дом, удивленный и подавленный, как в пугающе странном сне. В сенях я натолкнулся на управляющего Беккера, с которым поздоровался сдержанно и смущенно. Мне было неприятно встретить его здесь, ведь он, наверно, думал, что я давно уехал. Но, казалось, этого у него и в мыслях нет. Он выглядел встревоженным и усталым и был бледен.
     — Вот как, ты тоже пришел? — кивнув мне, сказал он довольно-таки ехидным тоном. — Боюсь, дражайший, сегодня ты здесь не ко двору.
     — Но ведь господин Лампарт дома? — спросил я, не обращая внимания на его тон.
     — Ясное дело, где ж ему быть?
     — А его дочь?
     Беккер указал на дверь горницы.
     — Она там?
     Он кивнул, но только я хотел постучать, как дверь отворилась и вышел какой-то человек. Я успел заметить, что в комнате много посетителей и что часть мебели переставлена.
     Я перестал что-либо понимать.
     — Слушай, Беккер, что здесь случилось? Что нужно всем этим людям? А ты — что привело сюда тебя?
     Управляющий обернулся и как-то странно посмотрел на меня.
     — Ты что, ничего не знаешь? — спросил он изменившимся голосом.
     — Чего именно? Нет, не знаю.
     — Тогда ступай-ка лучше домой, паренек, — сказал он тихо и почти нежно и положил мне руку на плечо.
     Мне сдавило горло, невыразимый страх морозом пробрал все тело.
     А Беккер еще раз как-то непривычно, испытующе посмотрел на меня. Потом тихо спросил:
     — Ты виделся вчера с девушкой? — А когда я покраснел, он сильно закашлялся, но кашель этот походил на стон.
     — Что с Хеленой? Где она? — испуганно воскликнул я.
     Беккер ходил взад-вперед и, казалось, забыл обо мне. Я стоял, прислонясь к столбу лестничных перил, и чувствовал, как меня все теснее глумливо обступают некие неведомые, бескровные существа. Но вот Беккер опять подошел ко мне, сказал: «Пойдем!» — и поднялся по лестнице до того места, где она делала поворот. Там он присел на ступеньку, и я сел с ним рядом, не заботясь о том, что помну сюртук. Секунду в доме стояла мертвая тишина, потом Беккер заговорил:
     — Возьми себя в руки и стисни зубы, малыш. Так вот: Хелена Лампарт мертва, а подробней: сегодня поутру мы вытащили ее из реки у нижней запруды. Молчи, не говори ничего! И не падай в обморок! Ты не единственный, кому это не в радость. Попробуй-ка теперь докажи свою мужественность. Сейчас она лежит там, в горнице, и выглядит опять вполне красивой. Но когда мы ее выловили... Это было страшно, было страшно, парень...
     Он умолк и покачал головой.
     — Молчи! Ни слова! Для разговоров хватит времени потом. Меня это ближе касается, чем тебя. Или нет, не надо, я все скажу тебе завтра.
     — Нет, Беккер, — попросил я, — скажи сейчас! Я должен все знать.
     — Ну ладно. Пояснения и тому подобное всегда к твоим услугам. Пока могу сказать тебе одно: я не желал тебе зла, когда все это время не мешал ходить в этот дом. Разве знаешь заранее? Так вот, я был помолвлен с Хеленой. Оглашения еще не было, но...
     В этот миг я подумал, что надо встать и со всей силой дать ему по зубам. Он, кажется, это заметил.
     Он подошел вплотную ко мне и взглянул в лицо.
     — Не надо! — спокойно сказал он и смерил меня взглядом. — Я говорил, время для объяснений еще придет.
     Мы сидели молча. Словно вереница призраков пролетела мимо меня вся история между Хеленой, Беккером и мною, вмиг явив мне все с полной ясностью. Почему я не узнал этого раньше, почему не заметил сам? Сколько могло открыться возможностей! Одно лишь слово, одна догадка, и я бы молча ушел своей дорогой, а она не лежала бы сейчас там.
     Мой гнев уже испарился. Я чувствовал, что Беккер наверняка обо всем догадывается, и понял, какая теперь на него навалилась тяжесть, — ведь из-за своей самоуверенности он позволил мне вести эту игру и отныне большая часть вины легла на его душу. Теперь я должен был задать ему еще один вопрос.
     — Скажи, Беккер, ты любил ее? Любил по-настоящему?
     Беккер хотел что-то сказать, но голос его пресекся. Он только кивнул — дважды, трижды. И когда я увидел, как он кивает, когда увидел, как этому стойкому и твердому человеку отказал голос и как дрогнуло, говоря без слов, его усталое лицо, — только тогда я почувствовал всю меру горя.
     Просидев еще немалое время, я взглянул сквозь иссякающие слезы — Беккер стоял передо мной и протягивал мне руку. Я взял ее и пожал. Медленно, впереди меня, он стал спускаться по крутой лестнице и тихо отворил дверь в гостиную, где лежала Хелена и куда я вошел в то утро с глубоким ужасом в последний раз.