в тени на каменную скамью. Глубокое ощущение жизни омывало его, точно возвратившаяся молодость, и он с благодарностью подумал о далеком друге, без которого ему никогда не удалось бы найти этот путь, без которого он навсегда остался бы погибать в отупляющем недужном плену.
       Однако его натуре было несвойственно долго размышлять или надолго впадать в крайние настроения. Вместе с чувством выздоровления и обретения утраченной воли всем его существом овладело новое сознание деятельной силы и самонадеянной уверенности в том, что он все может.
       Он поднялся, открыл глаза и оживившимся взглядом по-хозяйски оглядел свою будущую картину. Сквозь лесную тень он долго всматривался в далекую светлую долину. Он напишет все это, не дожидаясь осени. Тут надо было решить очень непростую задачу, преодолеть большую трудность, разгадать тонкую загадку: этот чудесный просвет надо будет написать с любовью, с такой любовью и таким тщанием, как умели писать великолепные старые мастера, Альтдорфер или Дюрер. Здесь мало овладеть светом и его мистическим ритмом, здесь каждая самая маленькая форма должна быть тщательно обдумана и взвешена, должна обрести свое место, как обретали его травинки в чудесном полевом букете матери. Холодновато-светлая даль долины, отодвинутая назад теплым потоком света на переднем плане и лесной тенью, должна сверкать в глубине картины, как драгоценный камень - так же равнодушно и обворожительно, так же отчужденно и заманчиво.
       Он посмотрел на часы: пора идти домой. Сегодня ему не хотелось заставлять жену ждать. Но он все же достал маленький альбом для эскизов и, стоя на солнцепеке у края холма, резкими штрихами набросал остов своей картины: общую перспективу, фрагмент целого и многообещающий овал очаровательного вида вдали.
       Он уже немного опаздывал и, не обращая внимания на жару, торопливо побежал вниз по крутой, залитой солнцем дороге; на бегу он прикидывал, что ему понадобится для работы, и решил встать на другой день пораньше, чтобы увидеть ландшафт еще и в утреннем освещении. На душе у него было легко и весело, так как его снова ждала прекрасная, манящая задача.
       - Что с Пьером? - спросил он, едва успев войти в дом.
       - Мальчик спокоен, но вид у него усталый, - сообщила госпожа Адель, - кажется, у него ничего не болит, он лежит тихо. Лучше всего его не тревожить, он как-то странно чувствителен и вздрагивает, чуть скрипнет дверь или вдруг раздастся какой-нибудь шорох.
       - Хорошо, - благодарно кивнул он головой, - я зайду к нему позже, может быть, ближе к вечеру. Извини, я немного опоздал, я был в поле. В ближайшие дни я буду работать на воздухе.
       Они тихо и мирно обедали, сквозь опущенные жалюзи в прохладную комнату лился зеленоватый свет, все окна были открыты, и в полуденной тишине было слышно, как плещется вода в маленьком фонтанчике во дворе.
       - Для Индии тебе понадобится много всякого снаряжения. Ты возьмешь с собой охотничьи принадлежности? - спросил Альберт.
       - Не думаю, у Буркхардта есть все. Уж он-то даст мне нужный совет. Мне кажется, рисовальные принадлежности надо будет уложить в оцинкованные ящики.
       - Ты будешь носить тропический шлем?
       - Обязательно. Его можно будет купить по дороге.
       Когда Альберт вышел из-за стола, госпожа Верагут попросила мужа остаться. Она села в свое плетеное кресло у окна, он перенес свой стул поближе к ней.
       - И когда же ты думаешь ехать? - начала она.
       - О, все зависит от Буркхардта, я, естественно, подлаживаюсь под него. Думаю, где-нибудь в конце сентября.
       - Так скоро? Я еще не обдумала все как следует. Приходится много времени уделять Пьеру. Но я думаю, ты не должен требовать от меня слишком многого в связи с ним.
       - Я и не требую, сегодня я все еще раз обдумал Ты свободна во всем поступать так, как считаешь нужным. Я понимаю, что не имею права разъезжать по миру и притом чего-то требовать, вмешиваться в твои дела. Поступай во всем по собственному разумению. У тебя должно быть ничуть не меньше свободы, чем у меня
       Но что будет с домом? Я бы не хотела оставаться здесь одна, он слишком далеко от города и слишком просторен, к тому же с ним связано много тяжелых для меня воспоминаний.
       - Я уже сказал тебе, переезжай куда хочешь. Росхальде принадлежит тебе, ты это знаешь, перед отъездом я все оформлю, на всякий случай.
       Госпожа Адель побледнела. Она наблюдала за лицом мужа с почти враждебным вниманием.
       - Ты говоришь так, - сдавленным голосом проговорила она, - будто не собираешься больше возвращаться.
       Он задумчиво прищурился и опустил глаза.
       - Как знать? Я понятия не имею, сколько времени буду отсутствовать, к тому же трудно поверить, что климат Индии так уж полезен для людей моего возраста.
       Она строго покачала головой.
       - Я не это имею в виду. Умереть можем мы все. Я хочу знать, намерен ли ты вообще вернуться?
       Он молчал, сощурив глаза; потом чуть заметно улыбнулся и встал.
       - Я полагаю, мы поговорим об этом в другой раз. Помнишь, последний раз мы поссорились, когда несколько лет назад обсуждали этот вопрос. Я не хочу больше ссориться здесь, в Росхальде, тем более с тобой. Думаю, с тех пор ты вряд ли изменила свое решение. Или теперь ты готова отдать мне мальчика?
       Госпожа Верагут молча покачала головой.
       - Я так и думал, - спокойно сказал ее муж, - давай не будем об этом. Как я уже сказал, дом в твоем полном распоряжении. Я не заинтересован в том, чтобы сохранить Росхальде, и если тебе представится случай удачно продать имение - продавай!
       - Это конец Росхальде, - сказала она с глубокой горечью, и ей вспомнилось начало их совместной жизни, вспомнились детские годы Альберта и все их тогдашние надежды и ожидания. Это был конец всего.
       Верагут, уже собравшийся уходить, еще раз обернулся к ней и мягко воскликнул:
       - Не принимай все близко к сердцу, дитя! Не хочешь - не продавай.
       Он вышел, снял с цепи собаку и зашагал к мастерской. Собака сопровождала его, прыгая вокруг и заливаясь радостным лаем. Какое дело ему до Росхальде! Усадьба относилась к вещам, с которыми у него уже не было ничего общего. Впервые в жизни он ощутил свое превосходство над женой. Все, с этим покончено. В сердце своем он принес жертву, отказался от Пьера. С тех пор как это случилось, все его существо было устремлено только вперед.