и тогда не получится, то будет писать этюды до тех пор, пока не добьется своего. В любом случае завтра он как следует поработает, а там видно будет. Эта работа будет его прощанием с Росхальде; без сомнения, это самый выразительный и привлекательный вид во всей округе, недаром же он все откладывал и откладывал его напоследок. Тут не отделаешься бойким наброском, тут должна получиться добротная, тонкая, тщательно обдуманная картина. Быстрой, решительной работой с натурой, с ее трудностями, поражениями и удачами, он сумеет насладиться потом, в тропиках.
       Он рано лег и спокойно проспал до тех пор, пока Роберт не разбудил его. Он торопливо и весело встал, поеживаясь от утреннего холода, выпил стоя чашку кофе и стал подгонять слугу, который должен был нести за ним холст, складной стул и ящик с красками. Вскоре они с Робертом вышли из дома и растворились в лугах, затянутых белесым утренним туманом. Он хотел было узнать на кухне, как провел ночь Пьер. Но дом был еще заперт, все спали.
       Госпожа Адель до глубокой ночи просидела у постели малыша, ей казалось, что его немного лихорадит. Она прислушивалась к его невнятному бормотанию, щупала ему пульс и поправляла постель. Когда она пожелала ему спокойной ночи и поцеловала его, он открыл глаза и посмотрел на нее, но ничего не сказал. Ночь прошла спокойно.
       Пьер не спал, когда она утром вошла к нему. Он отказался от завтрака, но попросил книжку с картинками. Мать сама пошла за ней. Она подложила ему под голову еще одну подушку, раздвинула шторы и дала Пьеру книгу в руки; она была раскрыта на рисунке огромного, сверкающего золотисто-желтыми лучами солнца; эту картинку он особенно любил.
       Он поднял книжку к глазам, на рисунок упал ясный, радостный утренний свет. Но тотчас же по нежному лицу ребенка пробежала темная тень боли, разочарования и отвращения.
       - Фу, как больно! - страдальчески вскрикнул он и выронил книжку.
       Она подхватила ее и снова поднесла к его глазам.
       - Это же твое любимое солнышко, - уговаривала она его.
       Он закрыл глаза руками.
       - Нет, убери. Оно такое ужасно желтое!
       Вздохнув, она убрала книгу. Один Бог знает, что случилось с ребенком! Она знала его чувствительность и его капризы, но таким он еще никогда не был.
       - Знаешь что, - сказала она мягким, упрашивающим тоном, - сейчас я принесу тебе вкусного, горячего чаю, ты положишь в него сахар и выпьешь с сухариком.
       - Я не хочу!
       - Ты только попробуй! Тебе понравится, вот увидишь. В его глазах появилось выражение муки и бешенства.
       - Но я же не хочу!
       Она вышла и долго не приходила. Пьер щурился, глядя на свет, он казался ему чересчур резким и причинял боль. Он отвернулся. Неужели для него не найдется больше хоть какого-нибудь утешения, хоть капли удовольствия или маленькой радости? Упрямо, со слезами на глазах он зарылся головой в подушку и раздраженно впился зубами в мягкое, пресное на вкус полотно. Это напомнило ему давнюю привычку. В самом раннем детстве, когда его укладывали в постель и он не мог сразу заснуть, у него была привычка впиваться зубами в подушку и монотонно жевать ее до тех пор, пока не приходила усталость, а с ней и сон. Так он поступил и теперь и постепенно впал в состояние легкого оцепенения. Он успокоился и долго лежал неподвижно.
       Через час снова вошла мать. Она наклонилась над ним и сказала:
       - Ну как, теперь Пьер снова будет умницей? Накануне ты вел себя очень плохо и очень огорчил маму.
       В другое время это средство действовало почти безотказно, и, произнеся эти слова, она не без тревоги ждала, то он примет их близко к сердцу и расплачется. Но он, казалось, не обратил на ее слова никакого внимания, и, когда она довольно строго спросила: "Ты же понимаешь, что вел себя нехорошо?" - он почти насмешливо скривил губы и остался совершенно равнодушен. Вскоре появился советник медицины.
       - Его опять рвало? Нет? Прекрасно. А как прошла ночь? Что он ел на завтрак?
       Когда он приподнял мальчика и повернул его лицом к окну, Пьер снова содрогнулся, как от боли, и закрыл глаза. Врач внимательно наблюдал за необычно сильным выражением отвращения и муки на детском лице.
       - Он так же чувствителен и к звукам? - шепотом спросил он госпожу Верагут.
       - Да, - тихо ответила она, - мы совсем перестали играть на рояле, иначе он просто выходит из себя.
       Врач кивнул и наполовину задернул занавески. Затем он поднял мальчика, выслушал сердце и осторожно постучал молоточком по сухожилиям под коленными чашечками.
       - Прекрасно, - ласково сказал он, - сейчас мы оставим тебя в покое, мой мальчик.
       Он снова бережно уложил его в постель, взял его руку и с улыбкой кивнул ему.
       - Могу я на минутку зайти к вам? - галантно спросил он и вошел вслед за госпожой Верагут в ее комнату.
       - Ну-с, расскажите мне подробнее о вашем мальчике, - ободряюще сказал он. - Мне кажется, он очень нервный, и нам придется еще какое-то время хорошенько за ним поухаживать, и вам, и мне. О желудке не стоит беспокоиться. Ему обязательно надо кушать. Вкусные, питательные вещи: яйца, бульон, свежую сметану. Попробуйте дать ему яичный желток. Если он любит сладкое, взбейте его в чашке с сахаром. Что еще бросилось вам в глаза?
       Встревоженная и в то же время успокоенная его ласковым, уверенным тоном, она начала рассказывать. Больше всего ее пугает безучастность Пьера, иногда кажется, что он совсем ее не любит. Ему все равно, просишь ля его о чем-нибудь или бранишь, он ко всему равнодушен Она рассказала ему о книжке с картинками, и он кивнул головой.
       - Не беспокойте его понапрасну, - сказал он, вставая. - Он болен и в данный момент не отвечает за свое поведение. Оставляйте его по возможности в покое! Если у него будет болеть голова, прикладывайте компрессы со льдом. А по вечерам возможно дольше держите его в теплой ванне - это усыпляет.
       Он простился и не разрешил ей проводить себя по лестнице.
       - Постарайтесь, чтобы он сегодня поел чего-нибудь! - сказал он, уходя.
       Внизу он вошел в открытую дверь кухни и спросил слугу Верагута.
       - Позовите Роберта! - велела кухарка служанке. - Он должен быть в мастерской.
       - Не надо, - сказал советник медицины. - Я сам туда схожу. Нет,